Дробыш: Я хотел играть в Queen, но Меркьюри поломал все планы
Российский продюсер рассказал НСН, почему сейчас больше выгодны «одноразовые» джинсы, машины и группы. 13 апреля, во всемирный день рок-н-ролла музыкант и продюсер Виктор Дробыш рассказал НСН о своем первом рок-концерте, дружбе с ленинградскими рок-клубовцами и поделился секретом, как заслужить уважение колпинских гопников. - Виктор, как вы считаете, чем так называемый «русский рок» отличается от классического рок-н-ролла? - Если говорить о роке, который появился у нас в 80-х годах в Питере (в то время я как раз там жил), то отличие было в качестве музыки. У нас тогда очень важны были слова, а сама музыка несколько вторична, хотя бы потому, что не все могли играть на достойном уровне. Я не хочу никого обидеть, но я в то время играл в популярном ансамбле, и мы, получавшие зарплату в Ленконцерте, были врагами рок-клубовцев. Но мы общались, я даже приходил к ним, настраивал гитары, помогал с клавишными. Хотя, некоторые ребята понимали, что им чуть-чуть не хватает профессионализма. - А вы сами русский рок слушаете? - Ну, например, «Кино» - одна из моих любимых групп, я до сих пор удивляюсь, насколько они были гениальны. «Группа крови», «Пачка сигарет» и другие их песни – это настоящие хиты. Хиты не просто по мелодии, но даже по аранжировкам. Хотя, сегодня звук «Кино» кажется смешным. Но смешным звук получается и у  Led Zeppelin, когда ты их слушаешь сейчас. Тем не менее, за десять лет до расцвета рока в Питере я хоть и был совсем маленьким, но мы слушали западные пластинки и пытались копировать то, что слышали. - А вы сами когда начали играть рок? - Помню, мне было 10 лет, я учился классе, наверное, в четвертом, и однажды меня попросили поиграть на танцах. В то время для меня это было все равно, что для сегодняшних музыкантов попасть в какую-нибудь супер-пупер-популярную группу. Так вот, пригласили меня только потому, что я смог разучить песню группы Machine Head «Highway Star». В Колпино, где я жил, никто не мог этого сыграть. Вот так я попал в этот мир. Потом мы играли Slade, Deep Purple, Uriah Heep. До сих пор я могу написать их песни в нотах. Кстати, я играл на клавишных, но ноты могу написать и для других инструментов. - А первый свой рок-концерт помните? - Мы вступали на каком-то конкурсе. Разучили несколько «роковых» песен и несколько советских, потому что иначе было нельзя. Я тогда был очень маленький, повторю, мне было 10 лет, мне к органу приставили специальную скамеечку, потому что иначе я не мог нормально играть. Мы долго готовились, покрасили красным лаком прожекторы, чтобы свет был интересней… В общем, наш выход, полный зал, открывается занавес, зрители видят меня и мою скамеечку и начинают ржать. У меня потекли слезы, было так обидно: я столько сил потратил на репетиции, а народ ржет... Ну, правда, сначала поржали, потом зааплодировали. Знаете, Колпино был тот еще райончик, но после того концерта я мог спокойно ходить даже по самым темным закоулкам: все гопники с уважением говорили: «Это ж Витек, он на танцах играет!» - Вы сказали, что нашим музыкантам часто не хватало технических знаний, музыкального образования. Почему? - Мне кажется, просто было такое время. Это мне повезло (я вообще – везунчик по жизни). Когда я захотел играть на рояле, мой отец отказался от идеи купить машину и купил инструмент, который стоил 990 рублей! Вопрос решался на семейном совете, большинство домашних были против, но дело было сделано. Немногие родители принимают такие решения. Но мои родители были готовы идти на определенные жертвы ради того, чтобы дать музыкальное образование своим детям. - Но, ведь другие как-то учились? - Я помню время, когда во дворе была одна гитара на десятерых и все пытались играть  одну и ту же песню, «Smoke on the Water». И ведь, почти все умели: кто-то хуже, кто-то – лучше, но умели. Так что, музыке обычно учились таким образом. А в музыкальные школы ходили девочки с бантиками, прихватив папки с портретом Чайковского, и мальчики, которые в дальнейшем собирались поступать в музучилище или консерваторию. Кстати, многие из них, пожалуй, 99%, окончив музыкальную школу, не могли играть ничего, кроме Шопена, Листа или другой классики. Увы, если ты будешь целыми днями играть классику, не факт что у тебя получится играть джаз или рок. - А вы, получается, все-таки совместили и классику, и рок? - Я, к счастью, окунувшись в рок, смог переводить рок-музыку в ноты. Для меня это была неплохая практика, можно сказать, я писал диктанты, при том, не по заданию учителя, а потому, что мне это было интересно. - Было ли у наших музыкантов стремление скопировать то, что делали западные рокеры, научиться у них? - Тогда мы все пытались что-то копировать, а потом, мне кажется, рок в нашей стране растворился. Вот, например, мой любимый глэм-рок сейчас как-то не в фаворе. Хотя это всегда было особое направление: красивые дядьки, как на подбор, эстетичная одежда, а еще все видные представители глэм-рока были отличные «технари», поэтому музыка получалась невероятно красивая. Это музыка, по которой у меня ностальгия. Я все жду, что глэм-рок сейчас вернется, тогда я, пожалуй, сделаю пластическую операцию и снова  начну играть на органе. - Вы сказали, что рок растворился, почему? - Предложения рождает спрос, который сейчас не велик. А потом, сейчас именно в роке очень тяжело пробиваться. Раньше были «Алиса», «Аквариум»... Они и сейчас собирают стадионы, но на них приходят давние поклонники, новых – все меньше. А молодым музыкантам, которые хотят повторить успех, и вовсе приходится трудно. Максимум, что они могут сделать, удачно балансировать на грани стилей рок и поп. Все исполнители, которые сейчас добились большого успеха, те же Maroon 5, находятся на этом острие. Сегодня тяжелая музыка не в моде, поэтому нет такого большого спроса. В основном артисты либо тупо уходят в «попсятину» и «электронщину», либо пишут такую музыку просто для себя. К моему огромному сожалению. - Какой рок-концерт стал для вас самым запоминающимся? - Ну, пожалуй, из самых запоминающихся был германский концерт Scorpions. Я очень люблю их Still Loving You.  Когда я был продюсером «Фабрики звезд» у меня появилась возможность пригласить в проект какую-нибудь зарубежную группу, я крепко задумался. Кого? Моя любимая группа - Queen, но Меркьюри  умер. Пригласил Scorpions. Это удивительный коллектив. Эти ребята какие-то все «кондовые», совершеннейший анти-секс (ну точно не Bon Jovi), взять хотя бы Шенкера с его усами, но при этом они очень лиричные и притягательные. - А есть группа, в которой вы хотели бы играть? - Знаете, я счастливый человек. У меня сбылись все детские мечты, кроме одной. Я мечтал стать клавишником Queen, можно сказать, я был в этом уверен. Но потом этот Меркьюри со своим спидом нарушил мои планы. Признаюсь, когда он умер, я рыдал. - Как вам кажется, есть ли сейчас личности масштабов Меркьюри? - Таланты есть, но нужно понимать, что большие проекты требуют больших денег. Скажем, на Майкла Джексона работала целая империя, несколько сотен человек. Он мог позволить себе все, что угодно: специальные барабаны, лучших музыкантов. Но это стоило больших денег. Современные музыкальные компании не готовы вкладывать такие деньги хотя бы потому, что они могут не окупиться. А потом, сейчас все становится проще. Раньше джинсы носились по 10 лет, первая ерундовая поломка в «Мерседесе» могла произойти не раньше, чем лет через 7-8 после покупки. А теперь джинсы сразу вытираются, а «Мерседесы» ломаются, как «Жигули». Почему? Потому что так выгодно производителям, чаще будут покупать новое. Вот и с музыкой так же.